в мире правды нет особенно в этом ролике

роль личности в невесёлой истории

Пётр и Екатерина великие и Романовы

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.
 Несмотря на всю свою кажущуюся неправдоподобность, так называемый проект "Принц Майкл Кентский" с определенной точки зрения вполне обоснован и может быть даже введен в действие (хотя, скорее всего, не так гладко – без сучка, без задоринки, как это изложено в "сигнальном" романе-фэнтэзи Фредерика Форсайта "Икона", повествующем о том, как англосаксонские "благодетели" одаривают Россию английским принцем в качестве нового "русского царя Михаила")! В этом, собственно, и заключается проблема.
Предыстория данного проекта отсылает нас аж ко второй половине XVI-началу XVII вв. Именно тогда в трудах воспетого Густавом Майринком в его знаменитом оккультном романе "Ангел Западного окна" основателя британской секретной службы, прославленного "елизаветинского мага" баронета сэра Джона Ди, впервые зашла речь об основании новой Империи, не имеющей "римского преемства" и охватывающей Западное полушарие, включая Америку, и часть Восточного полушария до Урала ("Рифейских", или "Рипейских", гор).
Эта "Зеленая земля" (термин имеет алхимическое происхождения), от которой нам сегодня осталось только название "Гренландия", по мысли Джона Ди, должна была стать возобновлением гипотетической "Империи атлантов" ("енохиан") под управлением британской короны (идея эта была весьма популярна в Англии; не зря позднее розенкрейцер и королевский советник Фрэнсис Бэкон, лорд Веруламский, также дал своему описанию идеального "государства философов" название "Новая Атлантида"!).
По сути, речь уже тогда шла о проекте "Североатлантического союза", противостоящем как "неокаролингскому" проекту "Великой (Единой) Европы" (попытки воплотить который в жизнь предпринимались неоднократно – начиная с французского революционного диктатора Наполеона I Бонапарта, коронованного "Императором Запада" и сочетавшего в своей имперской символике древнеримских орлов с золотыми пчелами франкских Меровингов, и до Шарля де Голля), так и проекту "Великой Евразии" (попытки претворить который в жизнь предпринимались также неоднократно – при Императоре и Самодержце Всероссийском Павле I, даже заключившем ради этого мир с "вековечным врагом" - турецкой Османской империей, Карле Гаусгофере – между прочим, в его "Геополитическом журнале" сотрудничал советский разведчик Рихард Зорге! – и даже в форме пакта Риббентропа-Молотова 1939 года). Первоначально идею "Зеленой земли" предполагалось реализовать путем стремительной колонизации Америки (через Гренландию) и одновременного "освоения" России через формальный династический союз – брак "мистической возлюбленной" сэра Джона Ди – британской королевы Елизаветы I Тюдор - с Государем всея Руси Царем Иоанном Грозным.
Именно в этот период в Англии была основана в 1554 году "Московская компания" для регулярной торговли с Россией через Архангельск. В Москву зачастили английские эмиссары – Ричард Ченслер, Джильс Флетчер, Антоний (Энтони) Дженкинсон и другие. Шла бойкая торговля русскими лесом, смолой, дегтем, салом, пенькой и холстом для английского флота. Направляясь на восточные среднеазиатские рынки, английские негоцианты совершали длительные путешествия через Русское государство по Волге и далее по Каспийскому морю. Однако британские купцы чем дальше, тем больше склонны были рассматривать Русское государство ("варварскую Московию") как своего рода торговую колонию Англии, в которой им была бы обеспечена полная монополия на весь русский экспорт и импорт. Для своего огромного торгового и военного флота Англия нуждалась в лесе, пеньке, парусине, дегте, для своего населения - в хлебе, сале, льне - все это она стремилась получить (и получала!) из России.
Как писал А.С. Пушкин в своем романе "Евгений Онегин":
       Все, чем для прихоти обильной
       Торгует Лондон щепетильный
       И по Балтическим волнам
       За лес и сало возит нам...
Такая политика "Англо-Московской кампании" не могла не встретить сопротивления со стороны русского правительства. И русский Царь, в конце концов, значительно урезав в начале 70-х гг. XVI века торговые привилегии англичан в своей державе, отверг идею династического брака с Елизаветой Тюдор под предлогом "несамодержавия" британской королевы, которой-де указывают, как править, "мужики торговые". Правда, впоследствии Грозный Царь пытался свататься к племяннице отвергнутой им королевы – Мэри Гастингс -, но также безуспешно.
Тем не менее, англичане, потерпев неудачу с Рюриковичами, а позднее – с Годуновыми (Царь Борис Годунов в конце XVI и начале XVII вв. еще больше ограничил торговые привилегии британцев в России), не оставляли своих попыток укорениться в России и направить ее политику в выгодное для "коварного Альбиона" русло.
В 1605-1615 годах британские "знатоки русских дел" планировали для короля Англии Иакова (Якова, Джеймса) I Cтюарта завоевание Руси - от Белого моря.
А у истоков восхождения на российский престол очередной, Романовской, династии стоял не кто иной, как родной сын упомянутого выше елизаветинского "чародея" сэра Джона Ди – Артур Ди (или, как его называли русские, "Артемий Иванович Диев"), умудрившийся стать личным врачом первого русского Царя из Дома Романовых - Михаила Федоровича.
Сын Михаила – "тишайший" Царь Алексей Михайлович, как мы сейчас увидим, также находился под постоянной "опекой" британцев (Брюса, Патрика и Якова Гордонов, Гамильтона, Лесли, Делзелла-Делайля и других), которые, почти не таясь, стояли за Правительницей Царевной Софьей Алексеевной и ее фаворитом-"западником" князем Василием Голицыным, а позднее пытались "окрутить" и молодого Царя Петра Алексеевича.
Кстати, воспитатель Петра – боярин Артамон Матвеев (царский посланник в Англии, сам женатый на англичанке) был ранее воспитателем матери Петра Великого – будущей Царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. Именно в доме Матвеева она познакомилась с Царем Алексеем Михайловичем – своим будущим Царственным супругом и отцом Петра! Тот же Гордон и Брюс пользовались при Петре Великом огромным влиянием, не без которого он совершил свою знаменитую поездку в Голландию и Англию (находившиеся тогда в личной, или персональной, унии во главе с Вильгельмом III Оранским – "королем Уильямом").
Согласно версии российского военного историка полковника Ю.А. Остроумова, впервые обнародованной на страницах "Военно-исторического архива" №1 (91) за январь 2005 года в статье "Петр Великий - лорд Гамильтон?", жена Артамона Матвеева, которую он привез в конце 1650 года в Россию из Англии, охваченной революцией и гражданской войной между "кавалерами" (роялистами, сторонниками шотландской по происхождению королевской династии Стюартов) и круглоголовыми ("республиканцами" во главе с Оливером Кромвелем), действительно считалась "англичанкой", но в Москве было известно, что она происходила из старинного, знатного шотландского рода Гамильтонов (в современном произношении - Хэмилтонов). Прибыв в Москву, "аглицкая" супруга боярина приняла Православную веру с именем Евдоксия (Евдокия, в просторечии - Авдотья). Однако в хрониках, мемуарах и записках современников ее именовали не "боярыней Матвеевой" (по мужу, как полагалось бы на старорусский манер), а неизменно "светлейшей княжной (!) Евдокией Григорьевной Гамилтоновой (Гамильтон)". Этот титул, свидетельствовавший о царственном (королевском) происхождении Евдокии, был указан в генеалогии, переданной (уже в правление Петра Великого) ее сыну, Андрею Артамоновичу Матвееву (возведенному Петром Великим в графское достоинство), в британской королевской Герольдии в 1712 году. Евдоксия Матвеева-Гамильтон происходила по прямой линии от короля Ирландии Эдварда (Эдуарда) Брюса, на чьей дочери - принцессе Изабелле - был женат сэр Гильберт Гамильтон. Эдуард Брюс приходился родным братом королю Шотландии Роберту I Брюсу (отлученному папским престолом от церкви за убийство своего соперника Дэвида Коммина Рыжего в храме во время причастия в Шотландии и давшему в своем попавшем под папский интердикт королевстве приют бежавшим из Англии и Франции храмовникам-тамплиерам, также находившимся под папским отлучением и потому согласившимся не только оказать королю Шотландии военную помощь в борьбе с англичанами, но и предоставить в распоряжение отлученного от церкви короля своих орденских священников для совершения церковных треб). От родства с ним ведет свое начало шотландский (а позднее - также английский и ирландский королевский род Стюартов). На дочери короля Роберта I Брюса в 1315 году женился сэр Уолтер (Вальтер) Стюарт, сын которого был возведен на королевский престол Шотландии под именем Роберта II и стал основателем королевской династии Стюартов.
По мнению Ю.А. Остроумова, в родовом поместье Гамильтонов близ столицы Шотландии Эдинбурга с юной леди Гамильтон "что-то случилось", но ее честь была спасена российским посланником Артамоном Матвеевым, взявшим ее в законные супруги, дабы "прикрыть грех венцом". Вероятно, это было частью сложной дипломатической игры. В таких делах Матвеев, происходивший из семьи потомственных дипломатов (его отец Сергей Матвеев занимал важный пост царского посланника при дворе турецкого султана в Константинополе), несомненно, знал толк.
В Москве светлейшая княжна (все-таки очень странный титул для замужней православной боярыни!) Евдокия Григорьевна Матвеева-Гамильтон тайно родила девочку, отцом которой ее супруг Артамон Матвеев не являлся. Между тем, будущая царица Наталья Кирилловна (воспитанница Артамона Матвеева, на которой, как уже указывалось выше, впоследствии, в 1671 году, женился вторым браком Царь Алексей Михайлович, познакомившийся с ней в доме Матвеева, жившем с супругой-"англичанкой" на "немецкий", т.е. западный, манер), родилась в августе 1651 года у боярина Кирилла Нарышкина и его жены Анны (в девичестве Раевской). Артамон Матвеев позднее, в силу каких-то причин, взял девочку Наталью, приходившуюся ему своячечницей, на воспитание. Наталья выросла в доме Матвеева в качестве его воспитанницы. Почему родители отдали дочь на воспитание Матвееву (или он сам взял ее на воспитание - скажем, в случае смерти родителей девочки), история умалчивает, как и о том, почему Матвеев не захотел удочерить ее, став приемным отцом. Наталья Кирилловна получила, как и родившийся в 1667 году у Матвеева и Евдокии Гамильтон сын Андрей, превосходное западное воспитание, была обучена литературе, поэзии, истории, живописи, математике и даже физике, а также свободному общению (в отличие от старомосковских "теремных боярышень"). За трапезой в доме Матвеева женщины сидели за одним столом с мужчинами, и сама хозяйка разливала гостям чай (опять же, на "аглицкий манер"; при этом не следует также забывать, что в России чай стал "всенародным напитком" гораздо позже!). Царь Алексей Михайлович, часто и запросто бывавший в доме Матвеева, пленившись воспитанницей боярина, предложил ей руку и сердце. Через эту женитьбу он приобрел свойство (а точнее говоря - породнился) не только с Гамильтонами, но и с шотландско-английским королевским домом Стюартов! Наталья Кирилловна вовсе не была похожа на старомосковскую боярыню, знакомую всем нам с детства по роману "красного графа" А.Н. Толстого "Петр Первый". Достаточно сказать, что она уговорила царственного супруга устроить в Москве первый театр и разъезжала с ним по Первопрестольной в открытой карете! И все это - задолго до "петровских новшеств"!
Когда родственники старшей дочери Царя Алексея Михайловича от первого брака - бояре Милославские, желавшие отстранить Нарышкиных от власти - подговорили в 1682 году стрельцов на бунт, жертвой которого пал Артамон Матвеев (он был растерзан бунтовщиками на глазах у малолетнего Царя Петра, с тех пор возненавидевшего всех стрельцов лютой ненавистью), бунтовщики потребовали выдать им Ивана Нарышкина (официально считавшегося братом вдовой Царицы Натальи Кирилловны). И Царица (до последнего пытавшаяся ранее спасти от расправы своего воспитателя Артамона Матвеева), сама безропотно разыскала во дворце и выдала Ивана Нарышкина на расправу стрельцам. В свете этих фактов и такого странного равнодушия к судьбе "родной крови", невольно возникают законные сомнения, действительно ли он был ее родным братом...
Победив, с помощью московских служилых "немцев" (а в действительности, как мы увидим, англичан, голландцев, но, главным образом - шотландцев - Брюсов, Гордонов, Гамильтонов, Друммондов, Грахамов=Грэхемов=Грэмов, Делзеллов=Делайлей и др., являвшихся в описываемый период, как мы скоро узнаем, подданными одного и того же короля, правившего одновременно и Голландией и Британской державой, и давно уже живших в Москве!), партию Милославских (в лице своей сводной сестры Царевны Софьи Алексеевны), юный Царь Петр I в составе Великого посольства поехал в Европу. Широко известно его пребывание в Голландии (где он, в частности, обучился кораблестроению) и визит (инкогнито?) в Англию. Между тем, часто упускается из внимания тот упомянутый нами выше факт, что в описываемое время Голландия и Англия составляли одно государство, объединенное на началах личной (персональной) унии. Штатгальтер (статхоудер), т.е. правитель Голландии (официально - Нидерландской республики или, точнее, Нидерландских Соединенных Штатов) и ярый протестант Вильгельм III Оранский, после изгнания в 1688 году с британского престола своего тестя (и одновременно - дяди) - короля Иакова (Джеймса) II Cтюарта (склонного к союза с Францией, примирению с Испанией и подозреваемого английскими протестантами в стремлении возвратить своих подданных в лоно католицизма) - одновременно правил и Голландией, и Англией (а также Шотландией и Ирландией) под именем короля Уильяма Оранского, будучи женат на королеве Англии (а также Шотландии и Ирландии) Марии Стюарт (Младшей), дочери свергнутого Иакова II Стюарта (но протестантке). Находясь в Англии, юный Царь Петр (почему-то оставивший в Голландии всю свиту, за исключением своего наставника и соратника Якова Виллимовича Брюса - отпрыска неоднократно упоминавшегося выше шотландского королевского рода, о котором еще пойдет речь далее) не только встречался с королем Уильямом Оранским, членами британского парламента и Королевского Общества (в том числе со знаменитым физиком сэром Исааком Ньютоном), а также с архитектором сэром Кристофером Реном (Великим мастером всех масонских лож Англии), но и посетил (опять-таки в сопровождении Брюса) родовые поместья Гамильтонов в Шотландии. Факт, говорящий сам за себя. И только ли в "зове предков" тут дело?
Дело в том, что после битвы при Баннокберне (в которой тамплиеры помогли шотландскому королю Роберту I Брюсу разбить английскую армию вторжения), в Шотландии было основано тайное командорство Ордена Храма "Геродом (Гередом)-Килвиннинг", лежащее в основе современного "шотландского обряда" франкмасонства. Название этого командорства происходит от латинского словосочетания "гередис домус", heredis domus т.е. "дом (в средневеково-церковном значении этого слова - "Дом Божий", т.е. "Храм" - а ведь Орден Храма нередко именовался просто "Храмом", как Орден иоаннитов-госпитальеров - просто "Госпиталем"!) наследников", или же просто от формы множественного числа родительного падежа "гередум (домус), heredum (domus)" - "(Дом=Храм) наследников", что недвусмысленно указывает на то, что данная организация была основана наследниками храмовников.
Входившие в это шотландское командорство тамплиеры предпочли осуществлять свою деятельность не открыто, а под "ширмой" франкмасонства "на всякий случай", опасаясь возможной вспышки новых преследований.
Впоследствии среди "братьев" ложи "Гередом" числилось немало видных представителей британского истеблишмента – например, Дэвид Ллойд-Джордж, лидер партии либералов (вигов), спикер (ритор,оратор,вития) Английской ложи "шотландского обряда", премьер-министр Великобритании и британский представитель в составе "Большой Четверки" при заключении Версальского мира 1919 года, с редкой даже для профессионального предсказателя точностью заявивший после его подписания: "Прекрасно! Этот мирный договор гарантирует нам новую мировую войну через двадцать лет!".
Вскоре после учреждения "тамплиерского" командорства Гередом-Килвиннинг, основанного - подчеркнем это еще раз! -, на первых порах, когда в Европе еще не улеглись страсти по поводу роспуска папой римским Ордена тамплиеров - на всякий случай! - в форме тайной организации (продолжавшей существовать в этой форме и впредь, на правах своеобразного "внутреннего круга" и как "запасной вариант" на случай нового обострения отношений с римско-католической церковью), король Шотландии учредил уже вполне официально рыцарское братство преемников тамплиеров - кавалерский Орден Чертополоха (цветок чертополоха, или татарника, издавна считается геральдическим символом - "бэджем" - Шотландии), именуемый также Орденом Cвятого Андрея. Этот шотландско-тамплиерский по происхождению рыцарский Орден стал, после окончательного воссоединения Англии с Шотландией под скипетром короля Иакова (Якова, Джеймса) I Стюарта, общебританским, с королем Великобритании в качестве главы (Великого магистра). Орден Чертополоха, или Святого Андрея, именуемый в обиходе "Зеленой Лентой", состоит в настоящее время из 12 рыцарей (кавалеров) с королевой Елизаветой II из "Виндзорской" (именовавшейся до 1914 года Саксен-Кобург-Готской) династии во главе, занимая в иерархии британских рыцарских Орденов третье по важности и почету место, после Ордена Подвязки, или Святого Георгия ("Голубой Ленты", или "Синей Ленты")  и Ордена Бани ("Красной Ленты").
Франкмасонство традиционно представляло собой важнейшую составную часть культуры и важнейшую из политических скреп Британской империи. Не зря Английский Заместитель Великого Мастера (The English Pro Grand Master), т.е. Заместитель Великого Мастера Великой Ложи Англии, лорд Карнарвон заявил в 1880 году, что "куда идет (британский) флаг, туда идет и франкмасонство, дабы консолидировать Империю" (‘Where the flag goes, there goes freemasonry to consolidate the Empire’). Учреждение смешанных в расовом отношении лож (mixed race lodges) ознаменовало собой создание общественной платформы для встреч и общения колонизаторов и колонизуемых, слившихся в едином служении Британской Империи. Редьярд Киплинг заявлял о своей ложе, в которую он вступил в Лахоре (Индия), что "нет никаких неверных (Британской империи - В.А.)" среди "черных или коричневых (смуглых - В.А.) братьев".
Однако вернемся к визиту Царя Петра I в Англию. Именно там и тогда, по утверждениям многих исследователей, Петр Великий был посвящен в "вольные каменщики" (масоны) и учредил в России Орден Святого Андрея Первозванного (как утверждалось, в связи с тем, что этот Орден - преемник Ордена тамплиеров на шотландской земле - в Шотландии больше не существует). На деле же этот древний шотландский Орден тамплиерского происхождения, как мы увидим ниже, продолжает благополучно существовать в Великобритании по сей день.
Российский орденский знак Святого Андрея очень похож на британский (и еще больше – на "андреевский знак" английского и шотландского масонства). Косвенным доказательством "преемства" российского Ордена Святого Андрея Первозванного от британского Ордена Святого Андрея служит следующее обстоятельство. Известно, что орденские ленты являются рудиментом форменного орденского плаща (мантии) и потому имеют одинаковый с ним цвет. Хотя российская Андреевская лента была не зеленого, а голубого цвета, торжественное облачение российских Андреевских кавалеров, тем не менее, представляло собой не голубую, а зеленую мантию (как у британских рыцарей Святого Андрея, у которых цвет орденской ленты и мантии был и остается по сей день одинаковым - зеленым).
В своем исследовании "От Петра Первого до наших дней", изданной в 1934 году в г. Харбине, известный общественный деятель, историк и писатель русской эмиграции, министр внутренних дел в дальневосточном правительстве братьев Меркуловых (Русское Белое Приморье, где Приамурским Земским Собором было в 1922 году объявлено о юридическом восстановлении в России монархической формы правления) В.Ф. Иванов (известный впоследствии как "Иванов-Харбинский"), ссылаясь на рукописи Публичной библиотеки, упоминает, что "Петр (Царь Петр I - В.А.) принят в шотландскую степень св. Андрея", причем "дал обязательство, что сей орден восстановит в России, что и исполнил (в виде ордена св. Андрея Первозванного, учрежденного в 1698 году). Оставя епанчу (орденский плащ, надевавшийся кавалерами в дни орденских праздников и по другим торжественным поводам - В.А.) зеленую, как они и должна быть (в исконном, шотландском, а впоследствии - общебританском, Ордене - В.А.), но ленту вместо зеленой сделал голубую; его (Петра Великого - В.А.) письменное обязательство существовало в прошлом (XIX - В.А.) веке (...) и многие его читали".
Аналогичные сведения о "переносе" Петром Великим  тамплиерско-шотландского по происхождению Ордена Святого Андрея в Россию приводятся в капитальном труде Г.В. Вернадского "Русское масонство в царствование Екатерины II". Следует также заметить, что при этом Петр I, мягко говоря, слукавил, сообщив в Уставе Ордена Святого Андрея в России (изданном в 1720 году): "Мы сей наш новой Орден именем Святого Андрея прозвать за благо избрали наипаче и для того, что Орден Святого Андрея  яко Патрона и заступника в Шкотской земле (т.е. в Шотландии - В.А.), тамо угасился" (в действительности же, как мы знаем, Орден Чертополоха в британской державе отнюдь не "угасился", даже после отстранения от власти шотландской династии Стюартов, а продолжает благополучно существовать в ней до сих пор). Последнее обстоятельств могло быть связано с нежеланием признать фактически "подчиненное", "филиальное", "провинциальное" положение "младшего", русского, Ордена Святого Андрея по отношение к "старшему", "головному" (шотландско-британскому).
В рукописях С.С. Ланского (1797-1862), известного российского государственного деятеля, министра внутренних дел (1855-1861), сохранилось известие о том, что "Император Петр 1-й и Лефорт были в Голландии приняты в Тамплиеры". Даже признавая некоторую неточность формулировки (Царь Петр I был провозглашен Императором Всероссийским много лет спустя после своего пребывания в Голландии и смерти Лефорта), факт представляется весьма любопытным и многозначительным, с точки зрения очередного "тамплиерского следа в российской истории". Впрочем, довольно об этом...
К сказанному следует добавить, что Святой Андрей искони считался покровителем Шотландии и его косой (Андреевский) крест считался шотландской эмблемой не позднее эпохи Крестовых походов. А вот в России (несмотря на упоминание пребывания апостола Андрея Первозванного на берегах Днепра, где позднее возник город Киев, в "Повести временных лет"), апостол Андрей (при всем уважении!) до правления Царя Петра таким почетом никогда не пользовался, значительно уступая в этом другим святым - например, Святому Георгию Победоносцу.
Яков Виллимович (а говоря по-современному - Джейкоб Уильям) Брюс с детских лет Петра был одним из его виднейших сторонников и учителей. Он участвовал в Азовских походах Петра (как, кстати, в правление Софьи Алексеевны - в Крымских походах фаворита Царевны князя Василия Голицына), составил карту земель от Москвы до Малой Азии. Входил в состав Великого посольства 1697-98 гг. В период Северной войны со Швецией (1700-1721) Брюс помогал Царю Петру в организации и обучении русской армии на европейский манер. В Полтавском сражении 1709 года Брюс командовал всей русской артиллерией, сыгравшей решающую роль в победе над шведами (вспомним пушкинскую "Полтаву": "Пальбой отбитые дружины, / Мешаясь, падают во прах..."). В 1717 году Брюс стал сенатором, президентом Берг-колллегии и Мануфактур-коллегии (т.е. руководителем всего горного дела и промышленности России). В 1721 году Брюс вместе с А.И. Остерманом подписал Ништадтский мир со Швецией, за что удостоился титула графа. В 1726 году он вышел в отставку в чине генерал-фельдмаршала, но по-прежнему сохранял влияние на все государственные дела. Брюс был одним из образованнейших людей своего времени (не только в России), занимался математикой, физикой, астрономией, астрологией и чернокнижием (магией) составлял календари. Согласно русской масонской традиции, первая ложа "вольных каменщиков" возникла в Москве еще в царствование Алексея Михайловича, и "Брюс был оной великий мастер".
Кроме Брюса, среди приближенных Царя Петра имелось и немало других выходцев из Шотландии.
Одним из них был доктор медицины и философии Оксфордского университета Роберт Карлович Арескин (Эрскин) - домашний врач светлейшего князя А.Д. Меншикова (правой руки Царя-реформатора), у которого и познакомился с Петром. В 1704 году Петр назначил Арескина президентом Аптекарского приказа ("министерства здравоохранения). В 1714 году Арескин был назначен заведующим Кунсткамерой и Библиотекой в Санкт-Петербурге. До самой смерти (последовавшей в 1718 году), он оставался близким другом и советником Царя и был похоронен в Александро-Невской Лавре рядом с могилой Царицы Натальи. Сам Петр шел за его гробом и присутствовал при его погребении.
Другим служилым "немцем" из ближайшего окружения Царя Петра был поседелый на службе у московских государей шотландец Патрик Леопольд (по-русски - Петр Иванович) Гордон, выходец из знатного рода лордов Гордонов. Командуя полками "нового строя" еще при Царе Алексее Михайловиче, Гордон участвовал в подавлении "Медного бунта" в Москве. В 1666-1667 гг. был послан из Москвы с неофициальной дипломатической миссией в Англию, но и впоследствии, по требованию королей Карла (Чарльза) II и Иакова (Якова, Джеймса) II Стюартов, регулярно ездил из России в Англию, где делал доклады о русских делах и получал инструкции о своей деятельности в России в английских интересах. Гордон, участвовавший в Чигиринском и Крымском походах русской армии, получил в 1683 году (еще при Софье Алексеевне) чин генерал-лейтенанта, а в 1693 - чин контр-адмирала российского флота. Именно переход Гордона со своим Бутырским полком и другими "немецкими" полками из лагеря царевны Софьи на сторону Царя Петра в 1689 году решил судьбу российского престола. В 1690-94 гг. Патрик Гордон руководил военным обучением самого Петра. Он принял активное участие в Азовских походах на турок (1695-1696) и в 1698 году подавил стрелецкий бунт в Москве, завершившийся массовыми казнями (в которых лично приняли участие сам Царь Петр, Меншиков и другие "птенцы гнезда Петрова"). Не меньшую активность проявлял и сын Патрика - Яков (Джеймс) Гордон.
Если верить русскому историку литературы (а заодно и масонства) А.Н. Пыпину, в 1698 году "мастером стула" (венераблем) Московской масонской ложи был любимец Царя Петра генерал-адмирал Франц Яковлевич "Лефорт, первым надзирателем - Гордон, а вторым - сам Петр".
Георг (Джордж) Огильви (Оджилви), также потомок древнего шотландского рода, перешел в 1702 году на русскую службу с "цесарской" (австрийской) в чине фельдмаршала-лейтенанта. В 1704 году во главе русской армии взял шведскую крепость Нарву. В кампанию 1705-06 гг. командовал русскими войсками в Польше.
Еще одним шотландским "немцем" на службе у Царя Петра был Яков (Джймс Фрэнсис Эдуард) Кейт (или, по-русски, Кит), также отпрыск одного из знатнейших родов "Шкотской державы" (как тогда именовали в России Шотландию). Поступив (по личному приглашению Царя Петра) на российскую службу в чине генерал-майора, Кейт участвовал в войнах с Турцией. При штурме турецкой крепости Очаков был тяжело ранен. Впоследствии выполнял дипломатические поручения дочери Петра Великого - Царицы Елизаветы Петровны - при шведском дворе в Стокгольме. Именно Кейт считается многими основателем масонства в России. Дело в том, что, после образования в 1717 году Великой Ложи Англии, шотландские масоны также решили выйти на международную арену. По другой версии, первая масонская ложа в России была учреждена в 1721 году, самим Петром Великим (уже провозглашенным к описываемому времени Императором), ставшим ее Великим магистром (Великим мастером, или Гроссмейстером). В рукописи Публичной библиотеки (датированной 1816 годом) "Взгляд на философию и революцию Французскую", на которую ссылается "Иванов-Харбинский", было указано, что масонство существовало в России со времен Царя Алексея Михайловича, "и Брюс был оного великим мастером, а Царь Петр был первым надзирателем, потом великим мастером Кейт". Возможно, эта первая в России масонская ложа была идентично упоминаемому в книге В.О. Назаревского "Из истории Москвы", овеянному легендами "Нептунову обществу", собиравшемуся в Сухаревой башне, председателем которого был генерал-адмирал Лефорт, а членами ("нептуновыми братьями") - Брюс, Фергюсон (Фармазон), Апраксин, Меншиков и Шереметев.
В 1731 году лорд Ловель (Лоуэлл), Великий мастер Великой лондонской Ложи, уже как нечто само собой разумеющееся, назначил капитана Джона Филипса провинциальным Великим мастером "для всей России".
Приведем также следующий любопытный факт. Одна из фрейлин супруги Петра Великого, императрицы Екатерины I, Анна Гамильтон, была изобличена в том, что душила и тайно хоронила своих новорожденных детей, прижитых от внебрачных связей. Представ перед судом, она была приговорена к смерти и всенародно  обезглавлена в Санкт-Петербурге. Присутствовавший при казни Петр Великий поднялся на эшафот, взял отрубленную голову девицы Гамильтон за волосы, прилюдно поцеловал ее в губы и сказал: "Делать нечего, СЕСТРИЦА, за грехи свои надо платить!". Можно ли было нагляднее продемонстрировать свое родство с шотландской знатью (Гамильтонами, а через них - со Стюартами)!? Видно, не зря в русском народе ходили упорные слухи о нерусском происхождении Царя Петра...
Тем не менее, осуществленное Петром Великим (отнюдь не случайно так часто изображаемым в фартуке и с молотом в руках, что весьма прозрачно намекает на его масонские связи) стремительное всеобщее вооружение и сделанная им в дальнейшем ставка на настоящих немцев - без кавычек! - (о других сторонах его деятельности мы в данном случае речь не ведем) отбросили британскую "ползучую колонизацию" России и сделали невозможной колонизацию военную. Так или иначе, постепенно, по мере своего укрепления, династия Романовых все больше освобождалась от своих "криптобританских корней", нередко (в лице того же Петра I, а позднее – Императоров и Самодержцев Всероссийских Павла I, Александра I после Тильзита, в особенности же – в лице Николая I) прямо бросала Британии вызов, открыто становясь на континентальные, "великоевропейские", а в случае Павла I и Николая II – даже евразийские позиции (поход русской армии в Индию с целью освобождения ее, с французской помощью, от британского колониального ига, при Павле I и "бадмаевский" план освобождения от английского влияния Тибета – при Царе Николае II).
Не случайно именно в Лондоне (где, кстати, жил, писал свой "Капитал" и основал Первый Интернационал Карл Маркс) проживал в политической эмиграции А.И. Герцен ("разбуженный декабристами", по выражению В.И. Ульянова-Ленина), основавший там "Вольную Русскую Типографию" для "борьбы с царизмом" (а точнее - с отказавшимся подчиняться британской указке Царем Николаем I) и издававший c 1857 года свой антиправительственный еженедельник "Колокол", нелегально ввозившийся из Англии в Россию. Да и ленинская партия большевиков реально возникла на съезде различных марксистских организаций в августе 1903 года (II Съезде РСДРП) не где-нибудь, а в Лондоне. По оценке самого Ленина, "большевизм существует как течение политической мысли и как политическая партия, с 1903 года" (см. Ленин В.И. ПСС, т.41, с. 6).
В Лондоне же в мае 1907 года состоялся и V Съезд РСДРП (б). Деньги на его проведение - 12 000 золотых рублей - большевикам одолжил миллионер Джозеф Фелпс. После захвата власти в России в результате Октябрьского переворота 1917 года товарищ Ленин полностью рассчитался с этими долгами - полученная из конфискованной русской казны валюта поступила в основанный Фелпсом фонд, "финансировавший создание еврейских сельскохозяйственных поселений "киббутц" в Палестине" (см. Медведев Ж.А. Английские фунты для русской революции. "Вопросы истории", 2001, №7, с. 144-149).
Следует особо подчеркнуть прогерманскую, сугубо континентальную ориентацию значительной части российских придворных кругов ("немецкой партии", столь ненавистной окопавшимся в России британским "агентам влияния" и будущим прислужникам большевиков, вроде генерала А.А. Брусилова).
Февральский переворот 1917 года в России (вместе с предшествовавшим убийством Г.Е. Распутина – сторонника заключения cпасительного в тех обстоятельствах сепаратного мира Российской державы с Германской империей) был в значительной степени делом рук английского двора – прежде всего через британского посла Дж. Бьюкенена, к которому сходились все нити антимонархического заговора. Сам Император Николай II был внутренне готов к выходу из братоубийственной войны двух ближайших по крови и культуре народов и принятию отвергнутого им ранее под сильнейшим давлением придворной британской агентуры плана Вильгельма II о "двух Империях" - Атлантической (под управлением Германии) и Тихоокеанской (под управлением России). К сожалению, этому не суждено было сбыться.
А то бы, как пишет современный русские военный историк Б.А. Галенин в своей статье "Цусима. К вопросу о...": "Глядишь, и по сей день русский Император с германским Кайзером приветственными телеграммами по соответствующим датам обменивались бы, да в гости друг к другу ездили. Запросто. Как Царь к Царю"...
Тем временем сама "бульдожья Британия" сама уже стала всего лишь восточным флангом истинной "Зеленой земли" - Северо-Американских Соединенных Штатов (С.А.С.Ш., как писали тогда), в чьих интересах и проводила отныне свою европейскую политику. Фактическое отстранение от власти национально мыслящего британского короля Эдуарда VI накануне Второй мировой войны открыло дорогу окончательному вхождению Великобритании (на правах "младшего партнера" США) в антиевропейскую коалицию с целью стравить континентальные державы – Германию и Россию (в ее тогдашней форме "СССР"), как и в первую Великую войну (которую, вместе с Германией, фактически проиграли все монархические государства).       
С тех пор ситуация не изменилась. НАТО, Евросоюз, МВФ и прочее – это и есть витриолическая "Зеленая земля" британского колдуна Джона Ди, посеянные которым в русскую землю "зубы дракона" дали пышные всходы, – только уже под эгидой США, а не Англии, которой, впрочем, было дозволено сохранить некоторые традиционные институты (хотя и многим американцем самим не ясно, кто все-таки кем вертит - Америка Англией, или наоборот)...
Возможно, кстати, что и в самой Британии монархия будет скоро "сдана в архив". Постоянные свары и скандалы в британском Королевском доме "Виндзоров" (как уже упоминалось выше, до 1914 года эта династия именовалась Саксен-Кобург-Готской; с началом Первой мировой войны британские шовинисты-"джингоисты" сочли это название "слишком немецким" и вынудили династию переименоваться в "Виндзорскую"; узнав об этом, германский кайзер Вильгельм II повелел, чтобы комедия Шекспира "Виндзорские насмешницы" шла в Германии под названием "Саксен-Кобург-Готские насмешницы" - факт исторический!), доходящие до прямых убийств (случай с принцессой Дианой) и неясность в вопросе престолонаследия – ярчайшее тому свидетельство). Плюс явное нежелание английских налогоплательщиков финансировать столь невыгодный и "архаический" институт как монархия (приведет ли все это к отделению Шотландии от Великобритании и превращению Шотландии в самостоятельное королевство под скипетром Стюартов или даже Синклеров – вопрос отдельный, хотя и весьма интересный). Тем не менее, пока что британская корона крайне важна, как институт, обладающий потенциалом неоколониальной экспансии.
Еще сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль говаривал в годы Второй мировой войны, что где неизбежна угроза "тоталитаризма" (то есть всего, что неугодно англо-американским заправилам), там желательно "установить монархию" (почему-то "добрые английские дяди" не поступили так по отношению к России, а предпочли торговать с красными людоедами)! В нашем случае установленная в России извне "монархия" наверняка будет использована для замирения социального протеста русского народа, но, прежде всего, в качестве "большой дубинки" для Евразии (включая мусульманские страны) и как способ ведения войны с набирающим силу Китаем "до последнего российского солдата". Тем самым фактически окажется восстановлена средневековая доктрина "светского меча", но только уже не в руках папского престола, а в руках невидимого параполитического престола "последнего (крайнего) Запада".
То, к чему иезуиты (Антоний Поссевин и др.) склоняли решительно отклонивших их "услуги" последних Рюриковичей – бороться силами русского народного моря с океаном народов Востока – теперь намерены сделать англо-американцы с помощью установленной с их подачи "законной и исконно русской Царской власти". Причем, с учетом современных средств стратегического и финансового контроля, надеяться на потенциальный выход "новорусской" Кентской династии из-под контроля ее истинных хозяев и ее постепенную "русификацию", было бы, по меньшей мере, наивно. Такая попытка "обрести независимость" уже была однажды оплачена ценой падения Дома Романовых – а что можно ожидать от "кентской" пародии на них?
С точки зрения последовательности монархического легитимизма, "призвание" на Российский Престол нового "варяга" - представителя иностранного правящего или владетельного Дома (с непременным условием принятия им Православной веры!) в принципе, не являет собой ничего невозможного.
В Указе о Престолонаследии в Императорской Фамилии 1796 года подобная ситуация предусмотрена (в случае отсутствия боковых ветвей Российского Царствующего Дома). К тому же, родственные связи герцога Майкла Кентского с Домом Романовых действительно существуют. Однако, по тому же российскому законодательству о Престолонаследии, члены владетельных семейств, участвовавших в заговорах против российских Царствующих Императоров, безусловно лишаются права на наследование Российского Императорского Престола.
Участие же Британского Королевского Дома в заговоре думских, военных, правительственных кругов и интеллигенции Российской Империи против русских Императоров Павла I (убитого масонами-заговорщиками из российских лож английского подчинения по прямому указанию из Лондона!) и Николая II – многократно доказанный факт, как и отказ "Виндзоров" предоставить Царской Семье политическое убежище в Англии весной 1917 года, хотя их об этом просил не кто иной, как масон А.Ф. Керенский (насколько искренне – это другой вопрос). Британская корона не только способствовала свержению династии Романовых (хотя, возможно, и приведенных ею к власти в России в начале XVII века), но и хладнокровно обрекла Царскую Семью на неизбежную гибель!
Хотели ли Царственные Мученики сами эмигрировать в Англию, или нет (это вопрос совершенно иной, как и вопрос об искренности или неискренности желания Керенского спасти их от смерти). Важен сам факт – коронованные британские "родственники" отказались дать им даже шанс на спасение и обрекли их на смерть.
И потому совершенно исключено, по российскому законодательству о Престолонаследии, призвание кого-либо из Виндзоров на Российский Престол.
Но даже если допустить, что Запад не планирует вести войну с Востоком "до последнего российского солдата", то все равно, остаются иные, не менее веские аргументы. Так, герцог Майкл Кентский (крестник президента США Франклина Делано Рузвельта и многолетний сотрудник британской разведки, свободно владеющий русским языком) уже сейчас является крупнейшим акционером международных нефтяных компаний, что делает его объективно заинтересованным в России, как в "нефтяной трубе" для "золотого миллиарда", и заставляет вспомнить о другой британской "звезде" - "железной леди" Мэгги Тэтчер, с ее тезисом о том, что оптимальная численность населения России должна составлять не более 15 миллионов (!) человек. Подобный (действительно, совершенно "оккупационный"!) контекст проекта "реставрации монархии в России" навсегда подорвал бы саму идею восстановления Русского Царства, как Третьего Рима. А имя будущего "царя" - Майкл, т.е. Михаил – стало бы поистине сатанинской пародией на Книгу пророка Даниила, Откровение Мефодия Патарского, исполнением – с точностью до наоборот! – предсказаний русских святых и подвижников: "Михаилом началось – Михаилом и кончится". Пародийное воплощение этой крылатой, известной издревле фразы стало бы плевком в самое сердце русской истории.
Коронация Майкла Кентского "русским царем" означала бы конец Исторической России, "отнятие Удерживающего от среды" и начало всемирного Хаоса.
Берем на себя смелость утверждать это, невзирая на наскоки  непроцарапанных критиков с дико звучащими для русского уха и труднопроизносимыми для русского языка Ф.И.О., самовоспроизводящихся со скоростью пырея, осота и прочих сорняков (как известно, крайне вредных для всех ценных земледельческих культур), брызжущих желчью и ядом на интернет-форумах и усердно пытающихся клеить нам ярлык "одиозных представителей конспирологии".
Procul este, profani...
Здесь конец и Богу нашему слава!
Авторы: историк и публицист Вольфганг Викторович Акунов в соавторстве с Владимиром Игоревичем Карпецом

Король: За стенкой такое делается, что самому бывает жутко.

        Знаете, небось, что такое  королевский  дворец? За

        стеной люди давят друг друга, режут родных братьев,

        сестер душат… Словом, идет повседневная, будничная

        жизнь.

                                  Шварц "Обыкновенное чудо"

Версия № 1

В октябре на Балтике зверски штормит. Тяжелогруженые парусники с великим трудом проскакивают в устье Двины, к Риге, и там устало бросают якоря. Шкиперы, ожидая очереди встать к причальной стенке, не ругаются меж собой, не теребят портовое начальство, а устало сидят по тавернам, изредка поглядывая на флюгеры. Шторм лучше пережидать в гавани, вдвоем с кружкой доброго рому. 30 октября 1754 года лишь один отчаянный пакетбот готовился к выходу. Кораблик с досадой хлопал парусами и скрипел талями – экипаж спускал шлюпку. На причале ее поджидали, кутаясь в плащи, два офицера, готовые отплыть, и как можно быстрее. Но пока матросы гребли к берегу, на причал вылетел конный фельдъегерь и прямо из седла передал ожидавшим пакет. Печати были тут же сломаны, после чего один из офицеров опрометью бросился к карете, а другой, проводив товарища завистливым взглядом, спустился в болтавшуюся на волне шлюпку. Ему предстояла дорога в Стокгольм, прямиком к шведскому королю. А тому, кто вскочил в карету, надлежало скакать назад, в Петербург, к русской императрице. При этом тот, кто скакал, на самом деле во сто крат больше завидовал тому, кто плыл штормовым морем. Но про это никто не должен был знать, ибо причина зависти была самой большой государственной тайной России.

В ожидании русского Шекспира

Речь пойдет о тайне деликатного свойства, копаться в которой было бы негоже, если бы не одно обстоятельство: все блистательное правление просвещенной императрицы Екатерины Великой прошло под сенью двух тайн, одна другой страшнее. Не открыв ни одной из них и не покаявшись, династия российских императоров продолжила свой исторический путь дальше, и путь этот был дорогой во грехе. Пока не докатилась династия до 1917 года. Ее еще продолжают называть династией Романовых, но это совершенно неверное название, а вот почему – об этом и пойдет речь.

Жутковатый термин «семья», прилипший к высшей российской власти во времена Ельцина, на самом деле уходит корнями в глубины российской истории и является бичом божьим не только для самой власти, но и для всей России. Тогда «семья» именовалась «двором», но суть творившихся там дел была все той же: беспощадная борьба за власть под сенью тайн. Беда России в том, что во все времена тонны документов, относящихся к правлению страной, самым строгим образом прятались в тайных архивах. В годы революции и гражданской войны эти архивы были частью рассеяны, частью сожжены или выброшены за ненадобностью. В советское время глубоко копать историю царизма было делом, подчас несовместимым с жизнью. Ну а в сегодняшней России своя проблема – российское источниковедение с катастрофической быстротой теряет серьезных ученых, чей труд не востребован ни государством, ни обществом. Остается ждать прихода благоприятных для исторической науки времен, занимаясь дилетантским латанием исторических прорех…

Ближе всех подошел к разгадке главной тайны дома Романовых историк Н.К.Шильдер в книге «Император Павел I» (1901 год). Но и он не смог заглянуть во все архивы – специальный императорский указ от 1893 года ограничил в них допуск. Но то, что Шильдер успел увидеть, повергло его, как он выразился, в «беспомощное состояние», ученый лишь расписался в неспособности передать увиденное: «Сделает это не историк, а русский Шекспир… Но до этого еще далеко». Большую работу по поиску разгадки тайны проделал современный российский историк Олег Иванов. Он пошел нестандартным путем – перечел ВСЕ варианты ВСЕХ опубликованных дневниковых записей Екатерины Великой. То есть, свидетельства той исторической личности, которая, казалось бы, должна была хранить тайну пуще других. Но в силу разных причин проговаривалась, и не раз. За настойчивость свою ученый был вознагражден. Так что же искали Шильдер и Иванов с таким старанием?

Гостайна интимного свойства

Уже в самом начале правления императрицы Елизаветы Петровны вопрос о наследнике престола был первостепенным. Дочь Петра Великого, придя к власти незаконно, очень хотела после себя оставить на троне наследника законного. Будучи незамужней и бездетной, Елизавета остановила свой выбор на родном племяннике, сыне ее сестры Анны и принца Голштинского Карла-Фридриха. Племянник был прямым наследником Петра Великого, хотя и по «худой», женской линии. Ну, да других не было…

Стоп, стоп! Это Елизавета сознательно делала вид, что не было. На самом деле в Холмогорском концлагере томился свергнутый ею же законный император Иван VI Антонович, принадлежавший, правда, к другой царской ветви Романовых, и потому ею в расчет не бравшийся. Что до народа России, то ему было все равно, тем паче, что романовской крови и в Иване VI, и в племяннике Елизаветы было одинаково малое количество. Итак, в 1742 году из далекой Голштинии привозят четырнадцатилетнего подростка, которого зовут Карл-Петр-Ульрих, крестят и переименовывают на русский манер в Петра Федоровича. Два года он мучительно свыкается со своею «участью» наследника престола в стране, которая своими нравами у него кроме ужаса не вызывает ничего.

Дабы недоросль не скучал и не баловал, ожидая освобождения места на троне, царствующая тетка подыскивает ему в Европе невесту. Девушку искали а) здоровую б) мало-мальски умную. И это было не прихотью, а жизненной необходимостью. Дело в том, что два вышеуказанных достоинства у самого наследника начисто отсутствовали. Он был, как назло, шибко болезненным, да и ума весьма слабого, намного отставая в развитии от своих сверстников. В тайную государственную задачу Елизаветы и ее окружения входило быстро женить «носителя крови», обеспечить его жене здоровые роды, затем воспитать дитя так, как надо, без влияния родителей. Времени на это вполне хватало – самой императрице Елизавете еще не было и тридцати пяти.

Невестой Петру выбрали принцессу Ангальт-Цербстскую по имени София-Фредерика-Августа. Ее привезли в Петербург, крестили, нарекли Екатериной. Девушка была крепка, высока, стройна, голубоглаза, пышноволоса, лицо – кровь с молоком. А уж умна и начитана до такой чрезвычайности, что в свои пятнадцать лет писала серьезные философские трактаты. Воспитана была в строгости, но моментами была смешлива, например, звонко хохотала, слушая пикантные байки бравого капитана Иеронима Мюнхгаузена, командира роты почетного караула, сопровождавшего ее по Ливонии. В Петербурге молодых познакомили и тут же, не откладывая дело в долгий ящик, обручили. Молодость и долгое вынужденное воздержание мгновенно сработали: обрученные страстно влюбились друг в друга (этот факт подтвержден документально, об этом восторженно писали и он, и она). Императрица Елизавета довольно потирала руки, готовя пышную свадьбу.

Но вдруг юная Екатерина стала грустить, что никак не прошло мимо внимания императрицы. Отменно поставленная придворная разведка донесла ей, что причиной грусти было полное отсутствие тех знаков внимания и естественного проявления любви со стороны юноши, которые обычно свойственны и возрасту, и, особенно, доступностью любимой (ему дозволялось запросто заходить в покои невесты и днем, и по вечерам). Знаки те он заменял детской ребячливостью и азартной игрой в солдатики. Умная девушка и сама писала в дневнике: «Я была удивлена, что нашла его таким ребенком, хотя ему исполнилось 16 лет. Сердце мое было открыто великому князю: стоило лишь ему пожелать… Если бы он хотел быть любимым, это было бы для меня нетрудно: я от природы была склонна и привычна исполнять свои обязанности…»

«Если бы он только мог…»

Но и без предварительных знаков внимания свадьба, задуманная как государственное дело, состоялась. После утомительного свадебного обряда невесту привели в опочивальню, раздели, помыли, расчесали да и на постель уложили… Описывать происшедшее дальше предоставим право самой лежавшей на той постели. «Все удалились, и я оставалась одна больше двух часов, не зная, что мне следовало делать: нужно ли было встать? Или следовало оставаться в постели? Я ничего на этот счет не знала. Наконец, Крузе, моя новая камер-фрау, вошла и сказала мне очень весело, что великий князь ждет своего ужина, который скоро подадут… Его Императорское Высочество, хорошо поужинав, пришел спать, и, когда лег, завел со мной разговор. После этого он заснул и проспал очень спокойно до следующего дня… Крузе захотела на следующий день расспросить…но ее надежды оказались тщетными; и в этом положении дело оставалось в течение девяти лет без малейшего изменения».

Девять лет! Удивимся, ужаснемся этому сроку хождения молодой здоровой, замужней женщины в девственницах, возможно это поможет несколько снисходительнее отнестись к последующему совершенно безоглядному, бешенному фаворитизму Екатерины Второй. Девять лет кряду императрица Елизавета цепким взглядом осматривала талию великой княгини, но кроме завидной тонкости при пышности бюста ничего другого там не находила. Самолично осмотрела Екатерину и в бане – никаких изъянов не нашла. Отправляла ее в Плиен – рыбацкий поселок возле Риги, где бил из-под земли целебный для женской немочи источник – не помогало. Наконец, отдала приказание сделать подробный осмотр тела великой княгини лейб-лекарю. И тот, несколько конфузясь, поведал императрице, что великая княжна, пардон, все еще невинна. Вывод был один: наследник престола недееспособен, то есть, импотент. Этого печального факта (и на самом деле – болезнь есть болезнь, и не над чем тут потешаться) не скрывала и сама Екатерина, записав в дневнике: «Я очень бы любила своего супруга, если бы он только захотел или мог (выделено мной. – В.Э.) быть любезным…»

Удивляет здесь только то, что Петр Федорович все же умел быть любезным! Его многочисленные и бурные романы с фрейлинами двора никогда им и не скрывались. При этом всем была известна и странность в выборе очередной пассии, заключавшаяся в формуле «чем хуже – тем лучше». Чем непривлекательнее, а еще лучше – чем страшнее была дама, тем большей страстью к ней проникался наследник престола. Но, хотя все много говорили о побочных связях Петра Федоровича, нет ни одного свидетельства о его внебрачных детях. Влюбляться и ухаживать он умел, но доходил в ухаживании только до определенного момента, а дальше – не мог. Вынужденную остановку компенсировал новой любовью, доводимой до той же точки. Фрейлина Воронцова перенесла оспу, после чего лицо ее было в страшных рубцах, но Петр воспылал к ней любовью, естественно, тут же нашедшей ответ. Любовь была, но детей не было. Зато, выйдя впоследствии замуж за А.Полянского, фрейлина тут же родила ему сына. В 1750 году у великого князя появляется еще одна симпатия – дочь Бирона, герцога Курляндского, девушка маленького роста, очень дурная собой, и не только кривобокая, но даже горбатая. Тем не менее, именно от нее, по свидетельствам современников, Петр долгое время не отходил ни на шаг. Но Бирона внуками они не обрадовали. А Екатерине, двадцатилетней первой красавице на Руси, оставалось только писать в дневнике: «Вот мой Великий князь опять влюблен по уши… Дело это быстро шло вперед в моем присутствии и на глазах у всех, что начинало оскорблять мое тщеславие и самолюбие, мне обидно было, что этого маленького урода предпочитают мне. Впрочем, я знала, это дальше перемигиваний не пойдет в виду особенностей названного господина, которые были все те же (выделено мной. – В.Э.)».

Секснаемник

По этой причине через девять лет после свадьбы великих князей на их горизонте появляется весьма примечательная для русской истории фигура – Сергей Салтыков. Неспроста появляется (ничто при дворе появиться просто так не может), а по прямому повелению императрицы Елизаветы, которой надоело ждать появления на свет преемника престола. Материалов о жизни Сергея Салтыкова историкам найти не удалось. И это понятно. Поскольку двадцатишестилетнему камер-юнкеру была поставлена совершенно секретная, конкретная и непростая задача: соблазнить принцессу и оплодотворить ее. Да так, чтобы о том, что задача кем-то поставлена, не догадалась ни одна душа, включая саму принцессу. В своих дневниках Екатерина простодушно описывала немудреную технологию соблазнения, и то, как оно наконец-таки состоялось (крепость пала не скоро), как сообщила она возлюбленному о том, «что их счастье дало результаты» – о первых признаках беременности. Сделав дело, Салтыков тут же стал сторониться женщины, которой так настойчиво домогался, и которая его уже по-настоящему полюбила. А потом, как ему и было велено, вовсе исчез.

Но у Екатерины произошел выкидыш. И Салтыкова тут же вернули для совершения второй попытки. На сей раз он с задачей справился намного быстрее, но через два месяца у принцессы вновь появились боли в пояснице, и произошел выкидыш. И снова Салтыкову не дали уйти от ответственности за возложенную миссию. Только после третьей попытки Екатерина благополучно родила наследника престола – будущего императора Павла I, будущего принца Гамлета российского… Шел 1754 год. Празднование рождения наследника императрица Елизавета закатила такое, что весь Петербург гудел более недели. Лишь сама императрица грустно сидела у окошка, по-бабьи горько подперев щеку. Она отлично понимала, что на несчастном импотенте Петре Федоровиче напрочь обрывалась не только династическая линия ее отца – Петра Великого, но и вся линия царствующего с 1613 года дома Романовых. Да, младенец Павел теперь нес в себе кровь княжескую, древнюю, от рюриковичей, но это была не кровь Романовых. И об этом никто не должен был знать. Да вот как бы это сделать «с аккуратностью»?

Ну, прежде всего, нужно бы убрать настоящего отца наследника, в смысле, убрать куда подальше. Поэтому через две недели после родов Екатерине сообщили неприятную новость: Сергей Салтыков отбыл в Ригу, чтобы оттуда морем отправиться к шведскому королю, отвезти ему сообщение о рождении Павла. Маршрут выбран был странный, подозрительно непрямой, да к тому же в самые балтийские штормы… Екатерина, заподозрив неладное, открыто рассказала Елизавете о своих нехороших подозрениях и грозилась раскрыть секрет зачатия наследника престола. После чего с пол дороги, прямо с рижского причала, Салтыкова вернули назад в Петербург, где еще раз заручились гарантиями неразглашения великой государственной тайны и вновь отправили за границу. На сей раз подальше и в более долгую командировку – посланником в Гамбург.

После смерти Елизаветы в 1761 новый император Петр Федорович тут же вызвал наемного «производителя» к себе. Но правление его было коротким, поэтому Салтыкова он так и не дождался. А коротким правление было по той причине, что Екатерина ручищами гвардейцев удавила своего непутевого супруга, и с небывалой легкостью водрузилась на престол. Убийство мужа стало ее второй личной тайной, впрочем, не сильно ее обременявшей. Но и после екатерининского переворота 1762 года Салтыков возвращен ко двору не был, а был перенаправлен еще дальше – послом во Францию. И вообще больше Сергея Салтыкова в Петербурге не видели, он до конца дней своих жил либо за границей, либо в Москве, в доме на Дмитровке, либо «в вотчинах». И даже точной даты его смерти никто не знает, где-то около 1784-85 годов. Однако российская история сохранила примечательный факт: всех «боковых» и всех последующих Салтыковых русские цари только что на руках не носили. Императрица Екатерина II в 1790 году пожаловала род Салтыковых графским достоинством. А ее любимый внук – император Александр I пошел еще дальше: председателя Государственного совета и Комитета министров Николая Ивановича Салтыкова он удостоил княжеским достоинством с титулом светлости. За все годы своего правления он это сделал только в отношении троих, двое из них фельдмаршалы – Кутузов и Барклай-де-Толли.

Гамлет

Но вернемся к родившемуся принцу, которого, согласно задуманному плану, тут же отобрали от матери, лишили сразу двух отцов и воспитывали не в императорском дворце, а держали на отдалении, в Гатчине. Мальчик рос нелюдимым, подозрительным, с вечным вопросом в глазах: «Кто я, и чей?» Одну только свою бабку – Елизавету любил, но та умерла, когда ему исполнилось семь лет, ничего ему так и не объяснив. Мать была к нему совершенно равнодушна, «отец» его и видеть не хотел (на что смотреть-то: у курносого мальчонки сходства с носатым «отцом» сколько ни вглядывайся – не увидишь). Кругом все шушукались, и что-то, безусловно, доходило до ушей наследника. Более того, «отец», ненадолго став императором, сразу же надумал жениться на старой своей подруге графине Воронцовой, намереваясь объявить жену-императрицу виновной в прелюбодеянии, а ее сына – незаконнорожденным. Манифест об аресте обоих был уже подготовлен, да братья Орловы оказались проворнее… В восемнадцатилетнем возрасте Павел перенес еще одно потрясение: на реке Яике объявился разбойник, унизительно объявивший себя еще одним, уже третьим, «отцом» принца. Павел пробует сам разобраться в своем оскорбительном рождении. В этом он обращается за помощью к своему другу, лифляндскому барону Кампенгаузену, с которым вступает в обширную переписку. Одно из перехваченных писем было показано Екатерине, и она увидела, насколько далеко сын и его друг барон продвинулись в поисках истины.

После очень сурового разговора с матерью Павла пригласили в кабинет самого влиятельного российского вельможи того времени – Никиты Ивановича Панина и тот, даже не встав с кресла, предупредил: «В тот день, когда ваша неосторожность могла бы компрометировать спокойствие государства, императрица не будет колебаться в выборе между неблагодарным сыном и верными подданными. Она чувствует себя достаточно могущественной, чтобы удивить свет признанием, которое известит о ее слабости, как матери, и о ее верности, как государыни. Вот ваше письмо барону Кампенгаузену, прочитайте его еще раз и подумайте о том, какое решение вам останется принять». Павел дрогнул, и вынужден был поклясться в том, что никогда более не будет «доискиваться ясного смысла событий». И не доискивался, вплоть до 1796 года, когда после смерти Екатерины Великой взошел на императорский престол. Однако, взойдя на него, император Павел I все силы положил на отчаянные, но чисто внешние доказательства своей причастности к отцу-императору и его делам. Вылилось все это в фарс, во всероссийский маскарад и игру в солдатики на государственном уровне. Павел немедленно сломал порядки просвещенного Екатерининского правления, переодев всех без разбору служивых людей в армейскую униформу времен Петра III, заставляя молодую русскую аристократию любить военный парад, плац и солдатскую муштру на нем. Аристократия эти армейские забавы не полюбила…

Панины, Пален и иже с ними

Душою неизбежно возникшего заговора против Павла стал еще один влиятельный Панин – вице-канцлер граф Никита Петрович. Но к началу XIX века подозрительность Павла достигла таких размеров, что даже предельно осторожного Панина удалили из Петербурга, а с ним и многих прочих подозреваемых в заговоре. Вновь императора все больше окружают исправные служаки из, казалось, крепко преданных ему лифляндских баронских родов. Но угли недовольства продолжали тлеть, и постепенно руководство заговором перешло к курляндцу Петру Алексеевичу фон дер Палену, петербургскому военному губернатору, который у Павла был вне всяких подозрений. А точку в трагической судьбе Гамлета российского, равно как и в судьбе шекспировского принца датского, поставила, как это ни печально отмечать, тоже женщина. Его супруга и мать его детей. Первый раз Павла женили в 1773 году на принцессе Гессен-Дармштадтской Вильгельмине-Луизе, но она умерла от родов. Быстро нашли вторую невесту и всего через четыре месяца женили вторично на шестнадцатилетней принцессе Вюртембергской Софии-Доротее-Августе-Луизе, в православии названной Марией Федоровной. Она родила десять детей, в том числе четверых сыновей. Двое из них стали императорами – Александром I и Николаем I.

Так вот, дотошный историк П.Я.Канн обращал внимание на такое обстоятельство: «Павел хорошо знал, что его третий сын Николай прижит женой Марией Федоровной от гофкурьера Бабкина, на которого Николай был похож как две капли воды. Павел даже приготовил манифест, в котором Николай объявлялся незаконнорожденным. Есть свидетельство и о том, что дочь Павла Анна, королева голландская, была прижита Марией Федоровной от статс-секретаря Муханова…» Господи, да сколько же можно! Донельзя удрученный неискоренимой российской традицией «придворного б…ва» и всеми следующими за этим поползновениями на захват власти, Павел в конце своего правления вполне серьезно думал заключить обоих наследников, Александра и Константина, в крепость, а всех младших – отдать в монастырь. Но опоздал. Тень его несчастного «отца» уже пришла к нему, и судьбе угодно было повториться: наследник престола, великий князь Александр Павлович уже отдал исправному служаке фон дер Палену команду: «Фас!». И императора российского банально удавили.

*****

В конце мая 1896 года в кабинет только что взошедшего на престол императора Николая II вошли двое: статс-секретарь и начальник его архива. Последний держал в руках тонкую синюю папку.

– Ваше императорское величество, неукоснительно исполняя волю отца вашего императора Александра III, представляю вам для прочтения сей особо секретный документ.
– Благодарю, вас, оставьте, я прочту.
– Просим нас великодушно извинить, но исполняемая нами обязанность требует, чтобы документ был прочитан в нашем присутствии и по прочтении вновь опечатан.

Николай с любопытством взял папку, взломал две печати и углубился в чтение старинной бумаги. Это было письмо, написанное Екатериной Великой перед самой ее смертью. Содержание письма было предельно откровенным и человечным, а оттого и предельно страшным. В конце письма императрица заклинала наследника не уничтожать ее письменного покаяния, но непременно ознакомить с ним преемника, взошедшего на русский престол. Ниже подписи Екатерины Николай увидел подписи всех российских императоров, последней стояла подпись его отца. Николай откинулся в кресле и тут же чуть не вскрикнул в ужасе – на стене трепетала чья-то зловещая тень, отбрасываемая огнем камина. Но это всего лишь архивариус грел на огне медный ковшик с сургучом для печатей.

Версия № 2

Говорят, в 1754 году придворные российского императорского двора шушукались, какое отчество больше бы годилось новорожденному Павлу, сыну великой княгини Екатерины - Петрович или Сергеевич? Позже этот слух превратился в вопрос, прервалась ли на Павле I кровная линия Романовых? На него можно ответить вполне определенно – нет, не прервалась. Но определенно история династии загнула в область фантазий и вымыслов.

Существует забавный исторический анекдот: будто бы Александр III поручил Победоносцеву, своему учителю и уважаемому советнику, проверить слух, что отцом Павла I был не Петр III, а Сергей Васильевич Салтыков, первый любовник будущей императрицы Екатерины II. Победоносцев вначале сообщил императору, что, в самом деле, отцом мог быть Салтыков. Александр III обрадовался: «Слава Богу, мы – русские!» Но потом Победоносцев нашел факты в пользу отцовства Петра. Император, тем не менее, обрадовался снова: «Слава Богу, мы – законные!». Мораль, если она вообще может выводиться из анекдота, проста: природа власти не в крови, но в умении и желании властвовать, остальное к этому можно приспособить. По крайней мере, такова природа имперской власти – каждая империя тянет за собой огромное количество неразрешенных противоречий, одним больше – ничего страшного. Однако как мог возникнуть этот сюжет и вместе с ним многочисленные вариации на эту тему? Как не странно, но его во многом создала Екатерина II. В своих «Записках» она пишет о начале романа с Салтыковым весной 1752 года: «Во время одного из этих концертов (у Чоглоковых) Сергей Салтыков дал мне понять, какая была причина его частых посещений. Я не сразу ему ответила; когда он снова стал говорить со мной о том же, я спросила его: на что же он надеется? Тогда он стал рисовать мне столь же пленительную, сколь полную страсти картину счастья, на какое он рассчитывал…» Далее подробно описываются все этапы романа вплоть до достаточно интимных – сближение осенью 1752 года, беременность, которая закончилась выкидышем по пути в Москву в декабре, новая беременность и выкидыш в мае 1753-его, охлаждение любовника, заставлявшее страдать Екатерину, строгий присмотр, установленный за великой княгиней в апреле 1754, означавший удаление Сергея Салтыкова. А Павел, как известно, родился 24 сентября 1754 года. Петр упоминается в этой главе записок только в связи с его пьянством, ухаживанием за фрейлинами Екатерины и прочими дамами, а также подозрениями, которые возникли у него в отношении Сергея Салтыкова. Из всего этого рассказа следует, что отцом Павла мог быть Салтыков. Более того, автор «Записок» создает это впечатление намеренно.

Однако Екатерине не приходится особенно доверять. Ей ведь приходилось разными способами оправдывать свой захват власти. После свержения мужа она сочинила столько историй о нем и их отношениях, что историкам, разбирающим, что там правда, а что нет, хватит работы надолго. (Что стоит, скажем, побасенка Екатерины о якобы осужденной и повешенной Петром на виселице крысе, съевшей двух его игрушечных солдатиков. Повесить крысу, как, человека – невозможно. Для этого у крысы слишком мощная шея. И веревка с нее соскользнет. Байка ничтожная, а поди ж ты, историографы со времен С. Соловьева доверчиво повторяют ее снова и снова.). Вот и эта история – требует исследования мотивов Екатерины, зачем-то бросающей тень на собственного сына. По мнению историка С. Мыльникова, автора книги о Петре III, Екатерина побаивалась потенциальных сторонников Павла, которые могли бы требовать трона для правителя с царской кровью взамен иноземки, власть узурпировавшей и никакого права на нее не имеющей. До переворота было высказано предложение (Н. Панина, наставника Павла) объявить Екатерину не императрицей, но регентшей малолетнего наследника до его совершеннолетия. Хоть оно и было отвергнуто, но окончательно забыто не было.

Ход императрицы был вполне логичным с точки зрения политической борьбы – она еще раз говорила противникам, что и Павел этой крови не имеет – ни капли! И прав на престол имеет не больше, чем мать. Но, может, Екатериной двигали иные соображения. Может быть, она в очередной раз выдвигала на первый план себя, свои потребности, желания и таланты вместо какой-то там царской крови, создавшей презираемого ею мужа и, в общем, никчемной. И еще С. Мыльников убедительно доказывает, что Петр III безусловно считал Павла своим сыном. Он сравнивает извещение о рождении сына, посланным им Фридриху II, c аналогичным извещением о рождении дочери Анны, которая точно была от следующего любовника Екатерины – Станислава Понятовского, о чем Петр знал. Действительно, разница между двумя письмами велика. Иной точки зрения придерживается другой историк – Н. Павленко. Он пишет: «Иные придворные, наблюдавшие семейную жизнь великокняжеской четы, шепотом поговаривали, что младенца по батюшке надлежит величать не Петровичем, а Сергеевичем. Вероятно, так оно и было». Так кому же поверить? Петру? Намекам Екатерины? Давно отзвучавшему шепоту придворных? Пожалуй, эти пути уже слишком истоптаны и ничего нового не дадут.

Интересно, какими материалами пользовался Победоносцев. Не портретами ли участников истории? Ведь черты лица наследуются и принадлежат кому-то из родителей – это знали и до появления генетики, как науки. Мы тоже можем провести небольшой анализ, пользуясь портретами.

Они перед нами – и «урод» (так императрица Елизавета называла племянника во гневе) Петр, и красавец Сергей и любвеобильная Екатерина. Последняя о себе молодой вспоминала так: «Говорили, что я прекрасна, как день, и поразительно хороша; правду сказать, я никогда не считала себя чрезвычайно красивой, но я нравилась, и полагаю, что в этом и была моя сила». Француз Фавье, видевший Екатерину в 1760 году (ей был тогда 31 год), подверг ее внешность довольно суровой оценке: «Никак нельзя сказать, что ее красота ослепительна: довольно длинная, никак не гибкая талия, осанка благородная, но поступь жеманная, не грациозная; грудь узкая, лицо длинное, особенно подбородок; постоянная улыбка на устах, но рот плоский, вдавленный; нос несколько сгорбленный; небольшие глаза, но взгляд живой, приятный; на лице видны следы оспы. Она скорее красива, чем дурна, но увлечься ей нельзя». Эти и другие оценки можно найти в книге Н.Павленко «Екатерина Великая». Интересные сами по себе, они подтверждают соответствие описаний и портрета, мы можем его использовать совершенно уверенно. Сергей Васильевич Салтыков – тоже длиннолиц, черты лица пропорциональны, глаза миндалевидные, губы маленькие, изящные, высокий лоб, нос прямой и длинный. Екатерина писала о нем: «он был прекрасен, как день, и, конечно, никто не мог с ним сравняться ни при большом дворе, ни тем более при нашем. У него не было недостатка ни в уме, ни в том складе познаний, манер и приемов, какой дают большой свет и особенно двор».

В сравнении с ними Петр Федорович, конечно, катастрофически проигрывает внешне – и отличается рядом черт, которые мог оставить своему потомку только он. Лицо у него довольно круглое, даже скуластое. Лоб покатый, нос более короткий, чем у Екатерины и Сергея Салтыкова, весьма широкий в переносице, рот большой, глаза узковатые и поставлены широко. И еще он был щекаст. Портреты Павла свидетельствует о явном сходстве с Петром. Особенно взрослые портреты. Та же форма лица, покатый лоб, большой рот, короткий нос – даже помня о возможности существования рецессивных признаков, Салтыков и Екатерина (оба «прекрасные, как день») настолько некрасивого потомка, которого адмирал Чичагов называл «курносым чухонцем с движениями автомата», не сотворили бы. Если бы отцом Павла был Сергей Салтыков, иной была бы форма лица и лба, иными были бы губы и нос – поскольку у Екатерины и Салтыкова они были подобны, резко отличаясь от черт Петра. И, надо думать, иным бы был и характер. Черт Петра в лице Павла так много, что не нужен даже анализ ДНК, чтобы сказать определенно – да, отцом Павла Сергей Салтыков не был. Им был Петр III. Кстати, по дате рождения видно, что наследник оказался типичным плодом праздников – вот и Екатерина вспоминает, что отмечала Новый Год у императрицы – конечно, с мужем. Видно, в ту ночь, после празднования, и был зачат будущий Павел. Подтверждается мнение С. Мыльникова, что отцовство Салтыкова – нарочно обыгрывалось Екатериной. Кто был настоящий отец ее сына, нет сомнений, – она прекрасно знала. Вероятно, по этой причине она вела себя к Павлу крайне холодно. Ребенком она спокойно оставляла его на попечении нянек и не видела неделями. Уже взрослого сына она хотела заставить отречься от права на престол в пользу внука, Александра.

Эта маленькая история еще раз подтверждает характеристику, которую дал Екатерине историк Я. Барсков: «Ложь была главным орудием царицы: всю жизнь с раннего детства до глубокой старости, она пользовалась этим орудием, владела им, как виртуоз, и обманывала родителей, любовников, подданных, иностранцев, современников и потомков». Рекордами лжи Екатерины были ее рассказы о положении русских крестьян: «Наши налоги так необременительны, что в России нет мужика, который бы не имел курицы, когда он захочет, а с некоторого времени они предпочитают индеек курам» (письмо Вольтеру, 1769 год) и «Бывало прежде, проезжая по деревням, видишь маленьких ребятишек в одной рубашке, бегающих босыми ногами по снегу; теперь нет ни одного, у которого не было бы верхнего платья, тулупа и сапогов. Дома хотя по-прежнему деревянные, но расширились и большая часть их в два этажа» (письмо Бьельке, подруге матери, 1774 год). Крестьяне, живущие в двухэтажных избах, с детишками, одетыми в тулупы и сапоги, предпочитающие индеек курам – есть в этом, конечно, почти маниловская мечта и не только элемент обмана, но и самообмана. Именно он добавил к двум отцам Павла еще и третьего претендента – Емельяна Пугачева. Удивительная, надо сказать, ирония истории: три отца у одного будущего императора. Фантомные потемкинские деревни, которыми прославилось правление его матери. Фантасмагория его собственного правления с несуществующим, но делающим карьеру поручиком Киже (пусть это и вымысел Тынянова, но вполне, как говорится, аутентичный). Сын-отцеубийца, который не то умер в Таганроге, не то в Сибири. Все будто пропитано той первоначальной фантазией Екатерины. Право, ложь имеет длинные ноги.

Но что оставалось делать Екатерине? Ее роль была ролью канатоходца. Кто в те дерзкие времена не понимал, что властью надо делиться с достаточно широким окружением, кончал плохо – взять хотя бы мужа и сына Екатерины. Императрица с ее большими планами, волей и работоспособностью была по результатам правления не худшей из российских монархов. Но от большинства благих устремлений ей пришлось отказаться. Не следует также приписывать заслуги России того времени ей одной – люди, с которыми ей приходилось ладить и доверять важные посты, за успехи страны отвечали не меньше. Однако власть, которая должна постоянно прибегать ко лжи и создавать иллюзии, вызывает скепсис. Хорошо действуя во внешней сфере, Екатерина оказалась решительно слаба в решении внутренних проблем. Придав имперскому каркасу, созданному Петром Великим, внешний блеск, она ничего не сумела сделать с отрицательными сторонами его реформ. Вот и приходилось закрывать глаза на состояние страны, обманывать и обманываться.

Заключение. Версия № 3

Об отношениях Павла Петровича и Екатерины Алексеевны написано много трудов. Главное, что доминировало в этих отношениях, это то, что Екатерина Алексеевна слишком мало уделяла внимания наследнику престола. Ее нелюбовь к сыну многие объясняли тем, что у Великого князя Павла Петровича было гораздо больше прав и легитимности занимать Российский престол, нежели у матери.

В своих мемуарах Екатерина Алексеевна, столь тонко и доверительно описывает быт Елизаветинского двора после своего приезда в Россию и отношений с императрицей, что невольно задаешь себе вопрос – почему так доверительно все описывает Екатерина? А не затем ли, чтобы отвлечь внимание читателей от более серьезной тайны? Ведь она уже тогда понимала, что эти дневники и мемуары будут читать и изучать очень пристально. В этих документах, на которые опирались историки времен династии Романовых, невольно рисуется образ развратника и хулигана Петра Федоровича и золушки Екатерины Алексеевны. В принципе, создать такие образы ей удалось. Все отношения между кавалерами и дамами "малого" двора нам преподносятся с каким-то подтекстом и намеком. Что стоит описание вызывающего поведения фаворитки Петра Федоровича – Елизаветы Воронцовой, а Екатерина Алексеевна, в это время увлекается чтением книг и изучением новой для нее страны, ее нравов и быта.

В 1954 году Елизавете Петровне было 45 лет, и она явно торопила Екатерину Алексеевну с рождением наследника престола - эти поездки на курорты и оздоровительные воды. Можно предположить и назидательные разносы со стороны императрицы за неспособность произвести наследство. И вот наконец (согласно мемуарам Екатерины Алексеевны), когда родился Павел Петрович, ее (Екатерину Алексеевну) все бросили и праздновали рождение наследника, в то время, когда она нуждалась в самом необходимом – еде и уходе.

Обстановка при дворе накануне рождения Павла Петровича была нервозной: Елизавета Петровна была обеспокоена отсутствием наследника престола, – третья беременность Екатерины Алексеевны (две прерваны естественным путем) вселяла надежду на решение проблемы государственного значения. Прошло девять лет супружества Екатерины Алексеевны и Петра Федоровича без долгожданного потомства и Елизавета Петровна была полна решимости принять кардинальные меры: заменить супругу Петра III (пострижение в монастырь, высылка в Германию и т.д.). Что-то подсказывало проницательной Екатерине Алексеевне, что Елизавета Петровна не будет ждать ее четвертой беременности (возможно, императрица сама ей об этом намекнула, либо высказалась открытым текстом). Ввиду сложившихся обстоятельств, можно предположить логику ее размышлений в следующей последовательности: в случае третьей прерванной беременности или рождения мертвого младенца, Екатерина Алексеевна, спасая себя от гнева Елизаветы Петровны и обеспечивая в первую очередь свое будущее, могла через поверенного человека подготовить замену своего ребенка на новорожденного из простых людей (сказки на пустом месте не рождались). Осуществить это в то время не представлялось сложным, так как женская одежда тех времен скрывала точные сроки разрешения от беременности и позволяла спокойно подготовится к «родам» и успешно их «завершить». Кто-то из близких (служанка, мамка) мог помочь осуществить данную операцию.

В пользу этой версии, говорит тот факт, что Павел Петрович ни лицом, ни конституцией не похож - ни на мать Екатерину Алексеевну, ни на отца Петра Федоровича, и тем более, не на Сергея Салтыкова, как утверждали сплетники при дворе. Дополнительно можно сравнить рост родителей и сына.

Можно предположить, что дети могут унаследовать черты лица своих бабушек или дедушек. Для сравнения предлагаю посмотреть на портреты родителей Екатерины Алексеевны и Павла Петровича, а также на родителей Петра Федоровича и Павла Петровича. родителей Петра Федоровича и Павла Петровича. Екатерина Алексеевна оказалась в плену обстоятельств и, совершая подлог наследника, вероятнее всего выполняла приказ Елизаветы Петровны (не исключен вариант, что Елизавета Петровна была инициатором замены наследника) и защищала свое будущее, и осуждать ее ни кто не имеет права. А как надо было поступить в ее ситуации - ни кто совета не даст. И, тем не менее, мы ей благодарны за тот вклад, который она внесла в развитие нашей страны как самодержавная императрица, заслужив народное признание и получив название периода своего правления как "Золотой век Екатерины", продолжила династию Романовых и обеспечила ее процветание.

В заключении напомню, что это только версия развития исторических событий, и может быть не более, чем предположением, так как каждый читатель имеет свое мнение и вправе делать собственные выводы. И не здесь ли кроется причина того, почему Екатерину Алексеевну, в самый разгар царствования, так сильно обеспокоил вопрос о появлении в Европе внебрачной дочери Елизаветы Петровны и графа Разумовского - княжны Таракановой. За ней была послана целая флотилия во главе с графом Алексеем Орловым. Однако это другая история...

http://aminpro.narod.ru/tayn_0017.html